Дверь в искусство

«Шедевр ведет не властный монолог, а несмолкающий диалог», – эти слова французского писателя Андре Мальро стали эпиграфом книги Надежды Загрибельной (Рауповой) «Жизнь шедевров. Post scriptum», изданной недавно в Алматы. Для литературы, издаваемой в Казахстане, эта книга редкость – сложно припомнить труд, посвященный шедеврам мировой живописи, написанный казахстанским автором столь вдохновенно и скрупулезно.

Писать об известных творениях, пытаясь погрузиться в индивидуальный мир каждого художника, – задача не из простых, тем более непросто ввести читателя в сложный мир изобразительного искусства, превратив его из читателя в зрителя. Автору удалось найти верную, выразительную «палитру» чувств и слов в описании шедевров каждого художника. Это не искусствоведческий анализ, а скорее пристальный взгляд внимательного зрителя, не побоявшегося вступить в диалог с шедеврами, нашедшего нужные вопросы и настойчиво ищущего ответы в самих произведениях. В одной из глав автор приводит слова Ильи Репина: «Сначала художник рисует просто и плохо. Потом сложно и хорошо. И только потом просто и хорошо». Это высказывание можно отнести и к самой книге, которая написана просто и хорошо. Ее прочтение способно изменить отношение к искусству, произведения творцов становятся ближе и интересней.

Что определило ясность языка и эмоциональную манеру разговора автора о таких далеко не простых художниках, как Питер Брейгель старший, Рене Магритт, Сандро Боттичелли, Казимир Малевич и другие? Одно из объяснений, вероятно, в том, что Надежда имеет за плечами 30-летний опыт преподавания детям основ изобразительного искусства и 20-летний опыт работы над учебниками по ИЗО для школ Казахстана.

Ни для кого не секрет, что говорить с маленькими детьми об искусстве очень сложно: чтобы донести до них непростую информацию, надо излагать мысли очень четко, логично, максимально просто и эмоционально.

Важно и то обстоятельство, что, владея художественным ремеслом, Надежда может представить творческий процесс изнутри, поскольку знакома с ним не понаслышке (сама в прошлом участвовала в выставках, публиковалась в центральной периодике и каталогах профессиональных художников), то есть как человеку, имевшему дело с красками, карандашом, листом бумаги, ей легко представить, как действует творческая кухня на самом деле. И третий факт заключается в том, что автор не новичок в писательском деле, ее яркие эссе об искусстве, путешествиях, размышления о детском творчестве не раз появлялись в отечественной периодике.

Но лучше не строить предположения, а задать несколько вопросов самому автору.

– Надежда, почему все-таки за многочисленными отдельными эссе «случилась», пользуясь выражением Андрея Вознесенского, эта книга?

– Ну, раз вы вспомнили Вознесенского, то я отвечу его же словами, которым стараюсь следовать: «Если можете не писать, то не пишите». Вот в данном случае я не могла не писать, потому что с детства любая встреча с творениями художников в Третьяковской галерее, Пушкинском музее, Эрмитаже, Русском музее оставляла глубокий след и либо цепко держалась в памяти, либо сохранялась в виде каких-то записей. Позже возникла возможность поездить по миру и своими глазами увидеть шедевры Лувра, Уффици, музеев Ватикана, Нью-Йорка, Вашингтона, Вены, Мюнхена, других галерей. Это потрясение не могло прекратиться внезапно, после выхода из музейных залов оно продолжало жить внутри меня, требовало продления, уже заочного общения: хотелось продолжать вдумываться, анализировать свои чувства, и, в свою очередь, всё это потребовало выхода наружу. Сначала это были разрозненные записи, обрывочные мысли, описание эмоций, но постепенно пазлы начали собираться в нечто единое. Набело книга писалась восемь лет, а если учесть самые ранние записи, то гораздо дольше. Эта книга ни в коей мере не пособие о том, как воспринимать произведение искусства, она о том, что, если задержаться у произведения хотя бы на несколько минут, всмотреться, вдуматься, вчувствоваться в него, это может поднять наши чувства на такие высоты и увести мысли в такие глубины, о существовании которых мы изначально и не подозревали.

– И в самом деле, мы берем роман и начинаем читать, переходя от страницы к странице, от главы к главе, и можем судить о нем, лишь перевернув последнюю страницу, а если это глубокое произведение, то осмысливание его может продолжаться в течение всей жизни…

– Такого же погружения требует и произведение изобразительного искусства. Но,

к сожалению, как правило, зритель пробегает по музею за пару часов мимо сотен шедевров. Кому-то кажется, что достаточно посмотреть на картину несколько минут, и о ней уже известно достаточно: кто написал, когда, название, что изображено.

Помнится, еще девчонкой я стояла в Пушкинском музее в зале импрессионистов, и туда вошла шумная французская делегация. Они буквально пробегали мимо картин, со знанием дела восклицая: «О! Гоген, О! Моне, Пикассо, Ван-Гог!» и т. д. Как-то очень грустно стало от этого… Вот и сейчас я слышала от некоторых людей, держащих в руках мою книгу: «О, об этих произведениях мы знаем!» Думаю, дальше перелистывания страниц у этих читателей дело не пошло.

– Умение хотя бы немного разбираться в искусстве, видеть в художественных произведениях немного больше их приятного дополнения к интерьеру, пожалуй, необходимость для каждого человека, считающего себя образованным. Ваша книга в этом плане прекрасный гид, ее действительно можно назвать дверью в искусство. Но всё же кому Вы решили приоткрыть эту дверь, кому Вы адресовали ее в первую очередь?

– Мне кажется, когда человек начинает создавать произведение: книгу, картину…, он почти никогда не думает, кому это адресовано (за исключением конкретных посвящений), он пишет в силу внутренней потребности, и об этом я уже сказала ранее. Это уже потом приходит мысль: а кому-нибудь еще кроме тебя самого это может быть интересно? Так вот, я надеюсь, что моя книга может быть интересной людям, относящимся к творениям мастеров не только как к источнику чисто эстетического наслаждения, но и как к неиссякаемому источнику для собственных размышлений, людям, готовым услышать перекличку прежних эпох с днем сегодняшним, готовым проникать в глубину произведения.

Мне захотелось, не особо умничая, разбудить у читателя подозрение в том, что произведение изобразительного искусства имеет множество слоев, что сразу все их считать нельзя. Что надо возвращаться к одному и тому же произведению много раз, и каждый раз оно может открываться с новой стороны, обнаруживать новые глубины.

Универсального рецепта вхождения в произведение не существует. Я и не пытаюсь давать никаких рецептов. Просто в книге мои собственные размышления по поводу некоторых творений великих художников, и я надеюсь, что они могут показаться кому-то интересными. Возможно, кто-то свяжет свои мысли с моими, углубив их, кто-то пойдет путем собственных размышлений. В любом случае, если моя книга станет для кого-то стимулом для изучения изобразительного искусства, значит, она была написана не напрасно.

Питер Брейгель Старший. Охотники на снегу

– А чем обусловлено такое название? Что значит «Post scriptum» в контексте жизни шедевра?

– Думаю, когда творцом сказано все, что он хотел сказать, когда живописец кладет на холст последний мазок, ставя «точку» в своем произведении, тогда начинается новая жизнь его творения – жизнь «после написанного»... Её довольно сложно предсказать, так как на этом этапе самостоятельного существования она уже мало зависит от воли автора. Мы не знаем, какие шедевры канули в Лету в силу самых разных обстоятельств (вопрос, мучающий меня всегда), сколько их оказалось стёрто из памяти цивилизации. Другим творениям повезло больше, они дошли до нас сквозь века, но имен их создателей мы, увы, не знаем. Некоторые произведения, имевшие шумный успех у современников, вскоре забывались, и некогда громкие имена авторов утрачивали свою, как оказывалось, временную позолоту, в то время как шедевры не признанных при жизни творцов через какое-то время вдруг начинали вызывать интерес, обретать вторую жизнь, становясь источником переживаний, размышлений для миллионов зрителей. И это неудивительно: произведение, созданное в определенное историческое время, продолжая жить в других эпохах, других исторических реалиях, обретает новые контексты, новые смыслы, новые трактовки, получает дополнительный «вес» нового времени и нового прочтения. Эта самостоятельная жизнь творения после написанного во многом зависит и от зрителя.

Что остается в зрителе после встречи с шедеврами живописи, графики, скульптуры? Может не остаться ничего, так, увы, бывает, а может остаться глубокий след, побуждающий вновь и вновь возвращаться к произведению, говорить с ним, спорить, заново его открывать и осмысливать. Иногда такое общение может стать, по меткому замечанию Михаила Светлова, тем самым «необходимым лишним», без которого прожить невозможно.

Так или иначе, жизнь произведения после того, как оно создано, продолжается уже в зрителях.

– А художники, о которых Вы рассказываете в книге, это Ваши любимые мастера кисти?